Quelle: Сигрид Хофф (Sigrid Hoff) из RBB Kultur в беседе с Даниилом Якубовичем о воссоздании, памяти и еврейском настоящем
Примечание о форме текста
Источник: RBB Kultur, программа «Шалом», 9 сентября 2022 года. Редакция: Сигрид Хофф. Ведущая: Алмут Энгелин (Almut Engelien). Беседа с Даниилом Якубовичем о запланированном воссоздании синагоги на Френкельуфер в Берлин-Кройцберге.
По причинам, связанным с авторским правом, высказывания участников преимущественно перефразируются и воспроизводятся в косвенной речи, частично обобщаются и контекстуализируются. Последовательность, отбор и формулировки следуют содержательной структуре разговора, а не технической монтажной версии оригинального эфира.
«Историю нельзя восстановить в прежнем виде»
Когда в 2017 году политик от берлинской СДПГ Раед Салех (Raed Saleh) предложил воссоздать Большую синагогу на Френкельуфер (Fraenkelufer) в Кройцберге с максимально возможной точностью, это предложение поначалу показалось благой вестью: величественный и заметный издалека еврейский храм как символ недопущения забвения. С тех пор некоммерческое объединение и попечительский совет активно продвигают планы воссоздания в прежнем виде. В то время как видные сторонники открыто одобряют проект, общая сумма которого оценивается в миллионы евро, в широкой общественности реконструкция до сих пор практически не обсуждается, и уж тем более не рассматривается с точки зрения тех, кто в будущем действительно будет там молиться, учиться или жить.
Эту пустоту заполняет магистерская диссертация выпускника-архитектора Даниила Якубовича (Daniel Yakubovich). Он не принимает воссоздание просто как «исторический шанс», но подвергает планы реконструкции фундаментальной проверке. В рамках радиоинтервью для культурной программы RBB «Шалом» он обозначил свои размышления и представил контрпроект, разработанный им в качестве выпускной работы.
Воссоздание как повторение минувшего
Исходная позиция Даниила Якубовича предельно проста: «Воссоздавая синагогу, мы неизбежно восстанавливаем общественный и политический контекст времени её возникновения — в данном случае, эпоху Кайзеровской Германии. Подобое воссоздание сегодня создала бы иллюзию, будто за последние сто лет истории человечества ничего не произошло: будто архитектурными средствами можно отменить преодоление национал-социализма, Холокост, Воссоединение и даже падение ГДР».
Архитектура в таком случае превратилась бы в подмостки для мнимой, нерушимой преемственности, тогда как биографические и городские разломы невозможно не заметить. Вместо ностальгического повторения, которое выглядит как историзирующая мимикрия, Даниил Якубович выступает за проект, который принимает всерьёз сегодняшнее положение. Этот проект должен быть создан для живой, многообразной еврейской общины, расположенной в районе с разнородным населением — от мусульман-мигрантов до леволиберальной интеллигенции и зажиточных бюргеров. При этом новый архитектурный замысел не должен замалчивать разрушенное здание, а, напротив, видимым образом вписать его в свою структуру.
От общинной синагоги к открытому градостроительному элементу
«С одной стороны, здание, несомненно, предназначено для местной общины. С другой — оно выполняет религиозные функции, например, за счёт наличия синагоги и миквы. Помимо этого, должно быть создано архитектурное знамение памяти посредством раскрытия насыпей, под которыми, предположительно, находятся исторические остатки подвалов», — поясняет Даниил Якубович.
Для своей работы Якубович беседовал с членами общины на Френкельуфер, определял конкретную потребность в помещениях и спрашивал жителей района об их пожеланиях. Одновременно он исследовал исторические следы на участке, где под земляными насыпями, как предполагается, покоятся остатки подвалов первоначальной Главной синагоги. В результате этих исследований родилась концепция, которая объединяет общинную синагогу, место памяти и открытый дом для квартала.
Запланированный ансамбль реализуется на трёх уровнях:
- Он предоставляет местной общине помещения для богослужения и религиозной жизни, включая новую синагогу для праздничных дней, а также микву.
- Предполагаемые руины подвалов довоенного здания не скрываются, как музейный экспонат, но архитектурно обозначаются: земляные насыпи остаются читаемыми как топографический слой памяти.
- Одновременно здание сознательно открывается навстречу району: в нём размещаются библиотека, кафе, концертные залы с гибкой функцией использования и офисные помещения, которые могут сдаваться в аренду внешним арендаторам.
Таким образом, замысел состоит в том, чтобы создать не изолированный сакральный объект, а городской модуль, который естественным образом переплетает религиозную практику, культуру и соседство.
Палимпсест из нового строительства и руины
Якубович описывает свой проект как «палимпсест» — то есть, как повторное использование старых рукописей путём их переписывания поверх прежнего текста. Это полная противоположность гладкому новому началу. Конкретно он предлагает многоэтажный куб песочного цвета, который открывается в сторону улицы остеклённым первым этажом. Здесь размещаются залы для мероприятий и библиотека; на верхнем уровне запланирована праздничная синагога.
Между этим новым объёмом и сохранившимся боковым флигелем исторической синагоги располагается узкий, высокий простенок с остеклённым торцом. Он одновременно разделяет и соединяет: чётко обозначает границу между Старым и Новым, но при этом вводит их в напряжённую пространственную связь. Путь в синагогу пролегает через это промежуточное пространство: лестницы и площадки позволяют посетителям постепенно подниматься вверх, прежде чем они, ступив на стеклянный пол, войдут в синагогу и посмотрят вниз на одну из земляных насыпей с предполагаемыми остатками старого подвального этажа.
Якубович интерпретирует этот промежуточный объём как своего рода «Лестницу Иакова», отсылающую к библейскому сну, — пространственную метафору перехода, прерывания и осторожного восхождения в новое, иначе заданное сакральное пространство.
Иерусалимский камень в Берлине
В беседе Даниил Якубович поясняет, что Иерусалимский известняк марки «Мелек» (Melek), который также использовался при строительстве Западной стены в Иерусалиме, даёт возможность инициировать на архитектурном уровне диалог между различными государствами, обществами и религиозными традициями — в особенности, если его сочетать с местным берлинским материалом.
«Использование камня «Мелек», который также был задействован при строительстве Стены Плача, — разъясняет Якубович, — открывает особую возможность: положить начало диалогу между государствами, обществами и религиями на архитектурном уровне, в том числе, посредством комбинации с отечественным материалом».
«Не возвращаться в кайзеровскую эпоху» — Одобрение Кея Царэ (Kay Zareh)
Проект Даниила Якубовича находит поддержку у берлинского архитектора Кея Царэ, который считается значимым автором еврейских сакральных сооружений в Берлине и, среди прочего, реставрировал синагогу на Рикештрассе (Rykestraße). Царэ содержательно сопровождал магистерскую диссертацию и в беседе подчёркивает, что воссоздание первоначального фасада на Френкельуфер означало бы прежде всего одно: возвращение к диктату вкуса, сформированному императорским двором.
Архитектор первоначальной синагоги Александр Беер (Alexander Beer) не мог полностью свободно развивать свой замысел, но при оформлении уличного фасада должен был ориентироваться на ожидания кайзера Вильгельма II. Точное повторение этого фасада сегодня некритически воспроизвело бы эти властные отношения. Вместо этого Царэ — согласуясь с проектом Якубовича — выступает за то, чтобы «перевести» в Берлин образный язык храмового здания, разработанный в Иерусалиме, не занимаясь при этом простым подражанием историческому строению.
Отложенная дискуссия
Несмотря на тщательные исследования, ясную архитектурную линию и поддержку влиятельных лиц, проект до сих пор официально не включён в полемику: правление общины на Френкельуфер первоначально отказалось представить работу на небольшой выставке. Тем не менее, Даниил Якубович надеется публично показать свои планы и внести их в обсуждение как конструктивный вклад — именно потому, что они не отвергают идею воссоздания огульно, но ставят под вопрос её мемориально-культурное значение.
По сути, для него важна не только внешняя форма восстанавливаемого здания синагоги, но и вопрос о том, какое послание такое сооружение будет транслировать в современном Берлине: будет ли воссоздан образ процветающей кайзеровской эпохи, который затмит травматические разломы XX столетия? Или возникнет новая архитектурная форма, которая зримо оставит стоять рядом разрушение, перелом и новое начало — и тем самым создаст пространство для еврейского настоящего, осознающего свою историю, но не растворяющегося в ней?
Радиосюжет RBB Kultur, по крайней мере, обозначил эти вопросы и вынес сомнения относительно точного воссоздания синагоги на Френкельуфер на общественное обсуждение. Однако главная дискуссия о том, как может выглядеть еврейская архитектура в XXI веке, — и кто и какими голосами будет об этом решать, — всё ещё впереди.
Следующие утверждения Кея Царэ (Kay Zareh) и Даниила Якубовича (Daniel Yakubovich) взяты из беседы, состоявшейся до выпуска передачи, однако не были включены в вышедший в эфир материал. Здесь они приводятся в редакторски переработанной форме. Воспроизведение осуществляется с согласия участников.
Кей Царэ:
«Господин Якубович подошёл к этой задаче очень самостоятельно, очень уверенно, очень качественно и чрезвычайно логично. Сначала он представил несколько предварительных набросков, чтобы обрести уверенность в замысле относительно того, что правильно делать именно на этом месте. Затем он провёл исследование, расспрашивая в окрестностях, какие учреждения, помимо молитвенного зала, можно было бы пожелать и представить себе в этом районе, чтобы здание было интегрировано в квартал, а не отсылало бы лишь имплицитно к еврейской общине. Он совершенно самостоятельно разработал программу помещений; эта программа очень обширна, там даже предусмотрен детский сад, и после этого я мог помочь ему только в той мере, в какой у него возникали вопросы к содержанию, которые, возможно, способствовали дальнейшему развитию.
Именно в области синагоги — например, в идее Лестницы Иакова — многие мысли возникли в ходе диалога и позже конкретно вошли в проект. Но он работал очень самостоятельно: в каждой главе своей работы он ссылался на Тору и выбирал из неё заглавия, которые затем обрабатывал. Могу лишь сказать: время от времени у меня были небольшие замечания, но они были маргинальными — возможно, даже высокомерными. Я сознательно взял паузу, потому что то, что представил господин Якубович, продумано, сформулировано точно и содержит все предпосылки для того, чтобы в Берлине появилась замечательная синагога. Крайне важна лицевая сторона, которая была разработана Беером [Александром Беером] в то время в духе кайзера Вильгельма II и получила классицистическое выражение».
Сигрид Хофф:
«Храм!»
Кей Царэ:
«Да, классицистический — потому что это было в духе королевского дома Гогенцоллернов. Но Александр Беер — это человек, который очень хотел и мог представить себя как архитектора в экспрессионистском стиле Мендельсона. Здесь же этой возможности он был лишён. Поэтому возникла идея, что не следует снова возвращаться к тому, что было предписано кайзером, а нужно создать нечто, что может быть транспортировано сюда, в Берлин, из Израиля, из Храма в Иерусалиме».
Даниил Якубович:
«При этом обращение к Израилю в формообразовании само по себе не является противоречием — еврейская культура в Германии столетиями так поступала. Сегодня решающее значение имеет то, что строительство синагоги и еврейского культурного учреждения сейчас означает нечто иное, чем сто лет назад; сегодня синагогальное строительство несёт новый смысл. Необходимо соразмерять то, что может быть сохранено из разрушенного, с тем, что должно быть добавлено в качестве нового архитектурного контекста».
Послесловие
Программа RBB «Шалом» от 9 сентября 2022 года была посвящена необычной теме: критическому осмыслению, казалось бы, положительной новости о стремлении воссоздать еврейский храм — причём с точки зрения молодого выпускника-архитектора, чья магистерская диссертация формулирует самостоятельный контрпроект. Редакции следует поставить в заслугу то, что она предоставила площадку для этого импульса и тем самым осветила новыми ракурсами проект, который до сих пор почти не обсуждался публично. В центре передачи звучат несколько голосов: чёткая, внутренне аргументированная позиция Даниила Якубовича; редакционные рамки, заданные Сигрид Хофф; подтверждающие комментарии архитектора Кея Царэ. То, что транслируется по содержанию — критика исторической реконструкции здания, нагруженного смыслами кайзеровской эпохи, поиск еврейской пространственной формы в XXI веке, — значимо и ясно. Однако то, как материал сформатирован, смонтирован и представлен, оставляет вопросы.
Соответственно, без комментариев остаётся, например, политическое измерение проекта воссоздания, который в решающей степени поддерживается нееврейскими деятелями и чей мемориальный смысл подвергается политической инструментализации. Тот факт, что проект Якубовича был сначала отклонён общиной, хотя и упоминается, но не ставится под вопрос. Равно как и в передаче не поднимается тема, почему еврейская контрмодель остаётся исключённой из центра дискуссии — при том, что она инициирует именно тот архитектурный диалог, которого до сих пор недоставало.
Вместо этого Даниил Якубович обрамляется (пусть и вполне благосклонно, но всё же традиционно) как «еврейский выпускник-архитектор», как «молодой проектировщик», как представитель субъективной контрпозиции. Эта этнорелигиозная маркировка для авторитетного обрамления профессиональных высказываний была избрана во вступительном слове без предварительного согласования и не играла роли в ходе беседы. Религиозные или этнические ярлыки используются здесь для авторитетного обрамления профессиональных суждений, воспроизводя упрощённое понимание идентичности, при этом не делая его темой обсуждения. Не только еврейские голоса могут говорить о синагогах — ровно как и не каждый еврейский голос автоматически говорит от имени «иудаизма».
С выходом второй передачи был инициирован важный, хотя и осторожный, шаг навстречу назревшей дискуссии. Она открывает тематические пространства, но не входит в них. Она позволяет говорить, но не задаёт вопросов. То, чего здесь не хватает, — это не одобрение, а конфронтация — не в смысле медийного спора, но в смысле журналистской ответственности не просто иллюстрировать тему, а проникать в её суть. Такое приписывание ролей указывает на более глубокий паттерн общественного восприятия: представление о том, что еврейская архитектура может быть «аутентично» спроектирована только самими евреями — или, наоборот, что евреи в силу своего происхождения обязаны занимать религиозно-культурную позицию высказывания. Подобные механизмы приписывания воспроизводят упрощённую фиксацию идентичности, которая началась ещё в XIX веке с конструирования «еврейского архитектурного стиля».
Таким образом, якобы аутентифицирующее свойство, а именно «принадлежность к еврейству», становится фиговым листком. Из-за этого основные пункты критики в отношении проектной работы рискуют быть обесценены в своей действенности. Создаётся впечатление, что экспертное знание проистекает из биографического происхождения, а не из исследования, проектирования, теории или понимания контекста. Для медийной среды с левым уклоном, которая в значительной степени некритически освещает протесты BLM, это, вероятно, не станет большим сюрпризом.
Таким образом, проблематизация заключается не в самой тематизации еврейской идентичности, а в её избирательном и асимметричном приписывании. Там, где она должна создать мнимую аутентичность, она подчёркивается. Напротив, там, где еврейские перспективы структурно необходимы — например, в академических и политических процессах принятия решений и проектирования, — они остаются исключёнными, за исключением немногих представителей. Следовательно, решающий вопрос состоит не в том, кто «достаточно еврей», чтобы иметь право высказываться, а в том, возможна ли дебата, которая действительно отвечает исторической ответственности, нынешней многослойности и плюралистическому будущему еврейской культуры в немецкоязычном пространстве. Подобная дебата требует не символического представительства, а реального участия.
Siehe auch:
